Падма Мукхья предложила товар (женские туфли), чтобы Женя по предлагал их, пока новая партия чая не появится. Женя согласился, поехал сразу. На Октябрьском поле не было недостатка в магазинах, где Женя рекламировал туфли продавщицам. Новый товар шел туго, но вечеру он всё смог продать, а одна кассирша заказала ещё. Пройдя знакомыми уже дворами и поднявшись на третий этаж, он оказался пред дверью №36. Ему некуда было идти. Всё чужое. Чтобы войти в эту дверь, надо было снять обувь ещё на площадке, затем, прошмыгнув в ванную комнату, вымыть подошву и поставить после этого свои скороходы в общий ряд на пол или полку, быть тише мыши.

Миша сидел на диване и резался в русские шашки, поочередно оставляя Петю, Шьяма и Нарадева в дураках.  Шьям разговаривал и, шутя, бил себя по ляжкам, Петя просто играл, наблюдая за Мишей, который потирал каждый раз свою козлиную бородку, Нарадев с безразличием двигал шашки, таращась, каждый раз сквозь линзы очков. Женя подсел на диван.

- Ну, что, сыграем? – Женя незаметно вошел в игру.

Миша расставил шашки.

- c3 – b4     d6 – c5

  b2 – c3      a7 – b6

  b4 – a5   b8 – a7, партия продолжалась, Миша незаметно заходил все дальше в ловушку, то бишь в сети, ловко расставляемые Женей, который продвигался всё дальше к дамкам, тесня Мишу и в конце выиграл. Миша не любил проигрывать, поэтому он поменялся цветами и начал новую игру в надежде отыграться.

- a3 – b4     b6 – a5

b2 – a3     a7 – b6

a1 – b2     b8 – a7 – это была другая партия, где Миша снова незаметно, но верно заходил в дремучий лес, откуда был лишь один выход – сдаться. В этот раз шашки казались лабиринтом для Миши, а выход превратился в тупик. Миша снова поменял цвета, начал игру. Неудачи преследовали Мишу одна за другой. Так, в напряженной борьбе прошел шестой час. Миша пыхтел, сопел, потел. Женя играл, полу прикрыв один глаз, с согласием предоставить Мише фору, а под конец уснул и, проиграл. Миша, удовлетворившись этим одним очком, спокойно лег спать, ведь он применил всю свою мистическую силу. Все остальные спали давно, Женя же занял свое законное место - под столом, закутавшись в спальный мешок. Никто не знал, что он в свое время играл в сборной, имея звание КМС СССР по русским шашкам, которое получил на соревнованиях в 6 классе. Во сне он видел своего друга Гусейна, который над ним смеялся.

Утро. Встав пораньше, Женя свернул спальник и отнёс его на кухню, положив на рюкзак, который стоял в углу между стареньким сервантом и стеной. Шьям спал на спальнике справа под сервантом, Нарадев располагался рядом, возле газовой плиты, и так  вдвоём они занимали все пространство на полу. Это было их законное место. Спешно разобравшись со спальником, Женя намеревался улизнуть, предчувствуя что-то недоброе, как всегда по утрам. Вечером он видел Шьяма, который стоял под дверью и подслушивал. Шьям действительно подслушивал частенько, как партизан, о чем говорилось в зале, и все об этом знали, между тем как Миша и Петя наводили философский марафет, не считаясь ни с чьим мнением, вполне имея свое собственное, и оно их вполне устраивало. Так и вышло на этот раз, Женя по коридору двигался за дверь, надев по пути плетеные туфли, подарок отца ещё в Алма-Ате.  Туфли цвета апельсинов, немного потрепанные (пришлось побегать, распространяя прасад). Кришнаит как-то раз ходил в них на почту в мокрые осенние дни, отправлять письмо домой, когда жил на Су-харе-во. Тогда он написал на конверте обратный адрес: "Шри шри гоур-нитай мандир", станция Катуар, Москва и как ни странно получил из дома ответ.

«Постирай рюкзак, воняет мышами!» - молвил Шьям спросонья.

10.00. На кухне крутился Андрей. В миске он варил кашу из молотой кукурузы с пшеницей. В воздухе ощущался аппетитный аромат «кнорра». Андрею было лет тридцать, он носил бороду, темноволосый, подвижный, в его движениях была некоторая кошачья грация. На столе у противоположной стены, против серванта, лежали две-три пластиковые бутылки с водой, ещё вчера они  были наполнены льдом, и местом их был морозильник. Андрей не пользовался водопроводом напрямую. Он наливал в эти бутылки воду из-под крана, а потом замораживал. То, что не замерзало, Андрей сливал в раковину. Остаток превращался в талую воду. На ней варили или просто пили. Вкус у талой воды был превосходный: с холодком и запахом льда. А морозильник забыл то время, когда в утробе своей держал трупное или мясное.  Мнение вегетарианца.

Мишина квартира не была местом  сборища случайных людей, проходимцев или неудачников. Это был, по словам Анирвины, «спонтанный ашрам», а не искусственный и жили здесь только те, кто был просвещен и подкован мало-мальски в духовном отношении. Каждый шел своим путем, тем отличаясь от остальных. Но, являл собой ярко выраженную индивидуальность, даже противопоставляя себя остальным, обогащал, питая память, интеллект и бытовой разум или просто воображение, чем немало потешал, веселил, вдохновлял, наставлял. Все они были ступенями в бесконечной лестнице, которая есть единственная в своем роде естественная школа  воспитания, жизни. А то, что относится к жизни - не связано со смертью ни в коей мере, поэтому все старались вести вегетарианский образ питания, а многие возвели это в принцип. Хотя диета, если пристрастно разбираться – никак не влияет на духовность человека, то Миша, когда еще жил один, на пищу смотрел просто,  довольствуясь лишь стаканом риса, пареного в кастрюле или одним хлебом с растительным маслом. Тому была причиной жизнь, с раннего возраста заставившая Мишу относится к себе с терпением и требованием, скорее всего это была вечно недовольная мама, желавшая видеть в своем сыне нечто или еще что-нибудь неблагоприятное, случившееся с ним. В детстве Миша еще любил фотографироваться на фоне помоек, прибедняться,  чему немало способствовала уравниловка коммунистической культуры, разрушительная для личности. И от такого «воспитания» в характере Миши обнаружилось дотошное упрямство, тяжесть и даже чёрный магнетизм. Петя же был добрый, ненавязчивый, твердый от жизни, веселый и прямолинейный. Андрей был прост, что думал, то и говорил и добивался этого, к жизни имел свою систему ценностей, чем и довольствовался. Анирвина был прост до глупости, но чистосердечен, верен любви, смел и в меру трудолюбив. Он любил поесть, по характеру бесхитростный, мягкий, с добрыми голубыми глазами, но чтобы покрасоваться мог нагнать на себя подобие гнева, расстроенности, раздвоенности, тень злобы, а вообще Анирвина был счастливый. 

Миша занимался духовными упражнениями. Он встал пораньше и, когда Анирвина сметал пыль, разбирался с домашними. Но дел пока не находил. И Миша сказал:

-  Пойду, поработаю, - и, отправившись на балкон, сел там, на свое старое кресло со спокойным, сосредоточенным видом и начал громко отрыгивать в окружающий мир. Отрыгнув раз десять – пятнадцать, он наслаждался видом Москвы, открывавшимся  с