- На самолете? Как наши гуру?

- Брось, это не просто праздник, а шабаш. Собралось недавно там тысячи разных йогов, магов и преданных. А один мистик в позе лотоса прилетел.

- В Уральске можно прикупить рыбку! – подмигнул Гусейн, и Женя, на миг, представил жареную рыбку со странным ощущением, ведь кришнаиты рыбку-то не едят! Но, привыкнув к мысли, что Гусейну возможно все, не стал протестовать. Он ему стал проповедовать Малахова, что не плохо бы почистить печень, намекая Гусейну, который «выключил» Женю одной фразой: « Ты чё меня еще учить будешь?!» и своим мистическим взглядом пригвоздил Женю к перегородке между купе.

На следующее утро с вздутой щекой (сырая морковь застряла в десне) он раскаивался за проповедь Гусейну, полоская рот собственной мочой, по Малахову. Приближался последний день пути. Не без волнения Гусейн сказал, что приедут они как раз на воскресный пир. Женя, сидя по-турецки на не застеленной полке, повторял «харе кришна», Гусейн просто размышлял. В голубых джинсах, в синей тельняшке он смотрел в окно голубыми глазами и перед тем как что-то сказать, делал гортанью гху-гху, а после низким рассудительным голосом, как будто внушая спокойствие, поглощал собеседника своими бесспорными выводами. За окнами, не переставая, мелькали зеленые картины кустарника – это уже Россия со своим русским полем, открытой простой душою и верой в своей прямоте, доходившей до тупого, порой жестокого нежелания «ничего» знать.

- Поезд приходит на Казанский, в четыре, - сказал Гусейн, он подошел к проводнику.

- Есть ли у вас лишние билеты на случай милиции?

Проводник кивнул головой и удалился, принеся два билета, он отдал их Гусейну. У Жени возникло желание узнать - спросить заплатил ли Гусейн, которое вскоре удалось, не без борьбы, подавить. Ведь разницы большой не было, кроме доверия, которое было необходимо постоянно поддерживать будто костер, но излишества могли погубить пламя.

    Пожав проводнику руку, они вышли из поезда. Гусейн шел впереди с сумкой на плече, а Женя – за ним как привязанный. Не оглядываясь, и смотря только вперед, они спустились по ступеням в метро. Купив жетоны и пройдя сквозь турникет, спустились по эскалатору и вошли в вагон. Подземный скоростной червь протряс их до Савеловского вокзала, и, снова очутившись на поверхности, они встали в очередь в билетную кассу электрички (не большой ларек с треугольной крышей). Заплатив за билеты, Гусейн направился к стоявшему наготове поезду. Он шел по платформе, ориентируясь во времени, и, наконец, вошел во второй, вместе с ним проследовал и Женя. Купив по дороге газету, Гусейн забросил свою сумку на металлическую решетку над головой и сел, не говоря ни слова, погрузился  в чтение. Женя, проделав в точности также, настороженно притаился напротив.

   Кто не знаком с московскими электричками? Нет более болезненного времяпрепровождения, и если бы средневековая инквизиция знала этот вид пытки, то история повернула бы свое русло. Тонны металла без конкретной формы ни в какое время года нечищеного, в своей утробе хранили бесчеловечной формы сидения, на которых сидели люди без определенного выражения лица. Казалось, что это та самая адская таратайка, выезжавшая каждый день из самого страшного пекла преисподней за своими грешниками. Время шло.

- «Следующая станция Катуар», - проговорило гнусаво радио, и Гусейн, оставив газету на сидении, взял в руки сумку и сигналом показал Жене, что на следующей надо выходить. Ожидание чего-то усилилось. Женя надел на плечи свой рюкзак и сумку обеими руками и стал похож на парашютиста перед стартом.

   Наконец поезд остановился, и они вышли на платформу. Спустившись по лестнице, сильно пострадавшей от времени, они направились по маршруту, известному одному Гусейну. Оставив железку, он свернул в небольшой лесок, а Женя за ним. Вдруг появились несколько человек, которые поздоровались с Гусейном, а он ответил им тем же с явным приветствием. Тропинка виляла среди деревьев и вышла на дорогу, по которой туда-сюда неслись легковушки. Это было Дмитровское шоссе.

- «Космос», - прочитал Женя табличку с указателем.

- Уже выходим на орбиту, - сказал Гусейн.

- Гусейн, а что значит «победить себя»?

- Максимально приблизиться к реальности.

Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его (Ин. 14, 6-7).

Выйдя на финишную прямую, они медленно, но уверенно подходили к воротам. В прошлом это был пионерский лагерь, теперь здесь поселились кришнаиты. «Всегда готов!»

«Пансионат – Космос» вспомнилось Жене, знакомое одноименное название, которое находилось в Евпатории, куда шашечная команда приехала на игру. И уже он не мог припомнить, какое они заняли  тогда место, но интересный случай, конечно, помнил.

   То был конец сентября 1986, и хотя пансионат находился непосредственно вблизи Черного моря, купаться запрещалось. По всему берегу протянулась бесконечная куча водорослей высотой один метр, и вода была холодная. С Наташей Лазаревой они родились в один день, даже в свидетельстве о рождении надпись была поставлена одной рукой, была еще одна Русакова Оксана, тоже однодневка, только она никогда не выезжала в другие города, а если и играла, то в клубе на Красина.  Они уже сыграли и отдохнули, именно отдохнуть всегда ехал их тренер Феликс – с этой и только целью, о которой всем было известно. Уже на вокзале Феликс, всегда деловитый, спросил у Тани Пушкаревой: «Сколько времени?», и при этом Женя вдруг похолодел. Он оставил свои часы, подарок отца к 12-летию, в тумбочке, хотя успел проверить все тумбочки приятелей – не осталось ли чего.

- Феликс Михайлович, я часы оставил, - сказал он в волнении.

- Ну что же теперь, давай езжай, если успеешь.

У Жени не осталось денег, а добираться до «Космоса» полчаса на такси и обратно. Быстро взяв взаймы два рубля у Тани, он выбежал на улицу ловить такси. Через некоторое время затормозила «Волга».

- Пансионат «Космос»!

- А деньги есть?