Во дворе, а это был уже вечер, бегало много ребятни, и среди них можно было различить двоих: Джагену – младшего и Сударшана – старшего. Два брата крутились во дворе. Целая группа пацанят резалась в сотки, это такая игра, типа на деньги. Сударшан заправлял игрой, кидая сотки, целые кучи которых переходили из рук в руки. Джагена представлял собой банк Сударшана, схватившись за кучу соток, он смотрел по сторонам и болел за братца. В игру включились Дас с Женей, заняв у Гены всю его кучу. Надо было бить пластмассовым кругляшком (битой) по куче картонных кружочков с расчетом, чтобы перевернуть их другой стороной, вверх дном.
- Цу – е – фа! Цу – е – фа! – такое заклинание произносили играющие с азартом пацаны.
- Давай, давай! – кричал Джаганнатх, набирая сотки себе.
Давно минули те времена, когда Анирвина тянул Женю к Джагад Гуру подышать свежим воздухом, они смотрели кассеты, пели под гитару «харе кришна!», когда они в квартиру №36 вваливались в экстазе, и Андрей их ругал «джагадгуранутые». Кассета джагадгуру играла в плеере, и Петро говорил: «А поет он ничего». Потом Женя достал у Ютхика «агату кристи», который подарил ему кассету с первым концертом этой группы «опиум». Он вставлял кассету в плеер Ханумана из Алма-Аты и нажимал кнопку громкоговорителя…
-Хали гали кришна…,- и тогда они с Анирвиной подпевали:
-Хали – гали кри – шна, хали – гали ра-ма, ой ты моя крыша, где ты будешь завтра….
А Петя слушал песню:
-Трах – трах – телеграф,- и подпевал. Ему чудились летающие тарелки на Су – харе – во. Потом они с Мишей врезались на своем Опеле в какой-то столб, и Петя говорил Жене, что Миша(!) дурак, что у него в голове титановые пластины стоят. Так проходила жизнь преданных. И Миша как-то разозлился малость и решил всех выгнать. И первым в очереди стоял Женя, он как раз попался под руку, пришел не вовремя, передержал квитанцию за телефон, а ведь Миша СКАЗАЛ воткнуть ее в… там была щель, где-то между телефоном и стеной, на которой торчал аппарат. Миша наехал на Женю, который в страхе упал на колени, а Шьяма стал заступаться, отпихивая Женю, который лез и ревел изо всех сил. Потом Миша решил выгнать Шьяма, который, внаглую, уселся на кровать мага и заявил: «Я никуда не пойду!». Миша выставил Шьямин ноутбук за дверь. Шьяма выбросил Женин рюкзак в окно со словами: «Они твою душу убивают!» Петя в такие минуты всегда ходил шелковый и не вмешивался, лишь бы его не отправили обратно к жене не-в-меру сварливой. Соседи прислушивались, что же это там у Миши???
Женя заявился «домой» в часу так двенадцатом. «Цу – е – фа! Цу – е – фа!!». Его встречал Михаил! Глаза его горели мистическим огнем, руки в бока… Женя вошел в ванную и не выходил до утра, пока не разобрался с ка - пустой. Миша его припер к стенке, то есть запер – так было надежней. Мистика! Женя спал в ванной.
- Йо-йо! Женю?
- Але.
- О, Сударшан! Ты че, не уехал? До трех я занят. Ну, тогда в три.
Миша собирался куда-то и взял с собой Женю, они поехали. Куда-то! Мрачное место этот город Москва, странный, непонятный стиль: торговый - не торговый, промышленный – не промышленный… Здания есть, но какие-то странные, квадратные, то ли воображение не развито, то ли коммунистическая практичность неистребимая. Миша и Женя двигались в известном Михаилу направлении. Вайшнав даже не думал, что Москва могла иметь продолжение в эту сторону, а столицу он изучил хорошо, все её сотню ликов, святых. Светило солнце, и Миша распространялся по поводу философии богобоязненности, на что Женя думал: «Если есть страх, то места нет любви», так впились в его голову слова из песни "агаты...", и крутились там постоянно, но Миша, конечно же, был по-своему прав. Так они шли, и вдруг, Миша остановился и нарисовал что-то на асфальте. Это было слово «богобоязненность», и что только Миша имел в виду? Они вошли в здание, каких много в Москве: красивое, административное, с виду неприметное, серое, с асфальтовыми дорожками и огромными стеклами, железобетонное. Миша повел Женю внутрь здания, который не старался даже запомнить это место, так Москва его пугала.
Это был съезд всех колдунов и оккультистов. Здесь даже ходил Шьяма в элегантном костюмчике и большой улыбкой. Заметив Женю, он удивился, ведь попасть сюда могли далеко не случайные люди, тем более вайшнавы! Шьяма общался с группой, очевидно, знакомых, все они были хорошо одеты – это вам не сознание кришны, где можно во всяком тряпье бродить по храму. Миша, казалось, был рад видеть Шьяма, как и Шьяма Мишу. Миша разговаривал с толстым маленьким господином с лицом, не выражающим ничего особенного, оно было некрасивым как у многих таких же, как он – толстых и маленьких, с холеными ручками. Все вошли в актовый зал, являвшийся неотъемлемым атрибутом всех административных зданий.
Специальный квадратный пьедестал, с которого обычно агитировали партработники, прозванный в кулуарах "броневиком" выделялся на остальном фоне. За ним стоял тот самый маленький и толстый, упираясь ручками, что-то говорил, до того не интересное, что Женя сел в кресло, чтобы поспать. Миша сел рядом, устремив свой взор на толстяка, который теперь возвышался над всеми присутствующими где-то внизу. Время тянулось медленно…
- Вон, смотри, эта женщина, - говорил Миша, - главный оккультист России, я у нее когда-то обучался, но как давно это было! – Женя спал и видел во сне Сударя.
- Знаешь, чтобы определить точный смысл любого слова, надо убрать первую букву, - говорил Миша. Жене же было по барабану, сон иногда бывает спасительным. На броневик взошла какая-то мистическая леди, которая, наверное, по ночам летала на метле и что-то страстно объясняла, говорила без умолку…
Шьяма сидел на первом ряду и записывал информацию в блокнот, слушал.
Миша, наконец, разбудил Женю, который посмотрел по сторонам: все ходили, кажется, антракт. Миша и Женя пошли в буфет, где давали бесплатную сметану, и два друга хорошо посметанили, будьте здоровы! Часы показывали час дня, и Жене получилось незаметно исчезнуть.
- Как пройти к метро? – спросил он у прохожего.
Ананда Чинмая давно решила, что необходимо съездить летом к родственникам, да отдохнуть как следует от Москвы, мужа. Поэтому пришло время собирать сумки. Кришна